jsn

Там, откуда я родом, нас учат стерильности. Даже нет, не так -- нас инфицируют стерильностью. Стерильность окутывает наши тела подобно плесени, стерильность въедается в наши хромосомы, как ретровирус. Стерильность оставляет свой бесцветный отпечаток на всем, к чему мы прикасаемся. Это часть штрихкодовой метки, которую они наносят на наши лбы перед выпускным балом Инкубатора. С разной степенью успешности, конечно. Your mileage may vary.

Это не та стерильность, о которой так часто упоминает N. Или та? Симтопы в чем-то похожи. Контроль, безупречность, неуязвимость; когда ты рисуешь квадрат, под рисунком обязательно должна быть подпись: "КВАДРАТ", чтобы ни у кого не возникало сомнений, так что когда они спросят: "и что это ты нарисовал?", ты всегда можешь отмазаться, что нарисовал просто квадрат, и крыть им будет нечем. С другой стороны, когда ты рисуешь, скажем, Чапаева на коне и с шашкой, под рисунком не должно быть подписи, чтобы, когда они скажут: "ну, это совсем не похоже на Чапаева", ты всегда мог с невинным видом спросить "какого еще Чапаева? это свинья-копилка!".
Стерильность, невовлеченность, контроль; вещи, так хорошо выучиваемые в детстве. Нельзя сказать: "Клара у Карла украла кларнет", но можно сказать так: "Я знал одну барышню, которая увела у своего приятеля музыкальный инструмент; впрочем, у них вообще были довольно своеобразные отношения". Никаких имен, никаких дат, никаких географических названий, помнишь, нам вдалбливали это на курсах общей гигиены? В ваш столик вмонтирован микрофон; это, конечно, неправда, но если ты будешь исходить из этого, они никогда не припрут тебя к стенке. И никаких эмоций, ничего личного. Стерилизация любви: "я просто не хочу делать тебе больно". Стерилизация секса: "с Вашего позволения, я останусь в перчатках". Стерилизация высказываний: разрешается говорить фразы вроде "я люблю кофе", но только если ты готов умереть за свои слова.
"Умереть" -- ключевое слово, разрешенный эвфемизм для обозначения того, чего мы на самом деле боимся: сепсиса и гангрены, проникновения в нашу плоть и кровь иных форм жизни, их бесконтрольного развития и доминирования. Это -- самое страшное: что чуждая тебе жизнь поселится внутри отлаженного механизма твоей души, начнет расти, разъедая шестеренки и рычаги, клапаны и противовесы.
И оглянуться не успеешь, как в одно прекрасное утро проснешься совершенно живым.